Эдуард Филь » 28 янв 2013, 20:48
БРАГИН Никита (г Москва)
СУМЕРКИ
Смеркается день, расплетается нить,
И хочется плакать, и хочется пить
Молящую музыку гласных, -
Слетающий, тающий, солнечный сок, -
Так малый росток раздвигает песок
Неслышно, смиренно и ясно.
И вешней водицей весенний покой
Кропить и грустить над ушедшей строкой,
Растаявшей снегом, уплывшей рекой
На север, где небо жемчужно...
Прости и забудь задохнувшийся крик,
Шагни и оставь за спиной материк, -
Ни капельки больше не нужно.
АНТОНОВ ОГОНЬ
Брата хоронил
Я в эти дни безумия... Горела
Сама земля, из торфяных горнил
Клубилась копоть. Огненные стрелы
Слепого солнца падали бессильно
И вязли в пыльном крошеве листвы,
В согбенности берёзок надмогильных,
В иссохшей глине, клочьях муравы.
Кругом все умирало
Покорно как антоновым огнем
Сжигаемый ребёнок... В пол накала
Был полдень пепельный. Горелым пнём
Квадратная труба над плоской крышей
Торчала и выплевывала дым, -
Он подымался все наглей и выше,
И копотью был серый воздух вышит,
Как седина степей в кострах орды.
Повыцвел как мираж
Мир чахлого газона и бетона,
Все принимал измученный пейзаж:
Цветов и труб чудовищный коллаж,
Органный рокот, писки телефона,
Табачный дух, отдушку перегара,
Хрипящий кашель, выхлопы машин...
Так сон, прожженный кляксами кошмара,
Мучительно всплывает из пучин.
Прости, мой бедный братик,
Родившийся на горе и тоску,
И обреченный мукам и утрате!
Вся жизнь промчалась мимо, на скаку
Роняя дни, расшвыривая годы,
Слова и письма как случайный всхлип
На грудь полузадушенной природы,
На мёртвые стволы поникших лип.
Ты весь теперь во мне
Спелёнутый моей рукой, в коляске
Среди игрушек, в сонной тишине,
В тени зеленой под крылами сказки.
Отныне голос твой навеки дискант,
Таким тебя я помню и храню
От мира далеко, но к сердцу близко,
Где вход закрыт антонову огню.
КРОТКОЕ СЛОВО
Не насытят пиры и забавы,
Не споет "Лоэнгрина" немой,
Паучок, заблудившийся в травах,
Не отыщет дорогу домой,
И пергаментом высохнут годы
Отболевших любовей и бед,
И покажутся мертвой природой
Каждый плод, каждый лист, каждый цвет,
И, заслуженный срам обеспечив,
Мы вползём вереницами туш
В серпантин обескровленной речи,
В лабиринт обезбоженных душ.
Все больней, все дороже, все жальче
Колокольчика тающий звон,
Потерявшийся солнечный зайчик
В темноте засыхающих крон,
Золотые слезинки светила
На угрюмых морщинах коры –
Наших лет виноград и точило,
Наши песни и наши дары, -
Теплота подошедшего теста,
Майский мёд в золотом лепестке,
И зеленая палочка детства
В онемевшей от боли руке.
РАДУЙСЯ
Радуйся - любовь твоя угадана...
Осень осыпается и дышит
Облаками пепельного ладана
На деревья, купола и крыши;
Радуйся - становятся всё тише
Утолённой боли родники,
В наступившем полумраке слыша
Всплески набегающей реки.
Отдохни - челны твои причалены
Полночью, что одарить готова
Всеми незабвенными печалями
Исстари родными с полуслова;
Отзовись и вслушивайся снова,
Как зовёт шуршаньем камыша
Тихого и бледного покрова
Осени усталая душа.
Скоро небо над тобою склонится,
Звёздными цветами засыпая,
И уйдёт последняя бессонница,
Отрешённо по воде с.,
И надежда, нищенка слепая,
В ясной безутешности мольбы
Прикорнёт, неслышно засыпая
На холодной паперти судьбы.
НОКТЮРН
Спросишь ли, ночи любви памятью
перелистывая,
Как обрести просветленную мудрость,
и не расстраиваться
Ни о том, что судьба припрятала,
да запамятовала,
Ни о том, что сам разбрасывал,
не задумываясь...
Сердце наше подобно горнилу
пылающему:
Сверху копоть и шлак, но под ним
Златосолнечное
Ядрышко, тёплая капля желтка,
Плачущая
Летнего вечера ясными
колокольчиками...
И невдомёк иному, что самое
Радостное
Нежность полной луны ловить
бессонницами,
Камешки слов на струны строчек
нанизывая,
Лишь потому, что попросила ты,
возлюбленная...
МУЗЫКА
О музыка, сестра воды,
Тревожно-зыбкое «andante»,
Где отражение звезды,
Упавшим с неба адамантом
Мерцая в тёмной глубине,
Преображается аккордом,
Не расколдованным и гордым,
Как иероглиф на стене
Ещё не найденной гробницы,
Уснувшей в огненном песке,
И синее крыло зарницы
На гималайском леднике.
О музыка, сестра воды,
Прибой, терзающий плотину –
Всесилие твоей беды
Не отпущу, и не покину
Ни судорожный взмах валов,
Ни глыбы чёрных волноломов,
Где крики чаек невесомо
Летят, понятные без слов,
И чудится напев сирены,
Выкармливающей тоску,
И вечность оплывает пеной,
Скользя по мокрому песку.
О музыка, сестра воды,
Теки по зеркалам асфальта,
Смывая пыльные следы
Под восклицанье – aqua alta!
Окутывая города,
Поставленные на колени,
Узором призрачных растений,
Седыми кружевами льда,
Укачивая мёртвой зыбью
Безмолвие колоколов,
И провожая стаи рыбьи
В лазурный омут вечных снов.
О музыка, сестра воды!
Струящаяся кантилена!
Не тронь ни шпоры, ни узды,
Не знай ни глухоты, ни тлена!
Приди – провидицей слепой,
Приливом космоса и света,
В лазурь и седину одета,
Живи, душа моя, и пой!
И время разобьёт подковы,
И каменеющие льды,
Летя с тобой, подруга слова,
Поющая сестра воды!
ХЕРСОНЕССКАЯ ЭЛЕГИЯ
"От римских блях и эллинских монет
До пуговицы русского солдата"
Максимилиан Волошин
Товарищ главный старшина,
одни мы выжили, очнитесь, -
кругом такая тишина,
что слышно ангела в зените…
В его слезе любовь и власть,
и столько света и полёта,
что замолчали пулемёты,
и в небо хочется упасть.
И время смерти подоспело,
но держит горькая земля,
поникший мак нагого тела
огнём антоновым паля.
Ушел к Тамани «Красный Крым»,
на дне «Червона Украина»,
и мы, последние, сгорим,
и кровью породнимся с глиной,
горячим камнем и золой,
костями, кирпичами, пылью, -
с любимой, вековой, могильной,
всё принимающей землёй.
Шурша скелетами столетий,
в окопы сыпется она, -
теперь мы ей родные дети,
товарищ главный старшина.
Всё, похороненное в ней, -
керамики сухие гроздья,
нагие острия кремней,
тяжёлые отливы бронзы, -
всё перемешано войной,
иссечено железным ливнем, -
Босфора золотые гривны,
и чёрный лом брони стальной,
и хоботы противогазов,
и мраморный девичий лик,
и нимфа в нежном хризопразе,
и молнией – трёхгранный штык!
Товарищ главный старшина,
мы доиграли наши роли,
и тишина уже страшна
предчувствием последней боли…
Финал трагедии – затих
громоподобный хор орудий,
кровавой головой на блюде
наш Севастополь… Мерный стих
волны оплакивает город
в багровом трауре огня,
и землю грешную, которой
мы станем на закате дня.